Материя
---
На новом уровне реальности –
когда уже не будешь пошлым
и, не цепляясь за банальности,
расстанешься с отжившим прошлым.
Когда-то люди были ангелы
и многим больше, чем пророки,
но вспыхнули костры и факелы,
увидев новые дороги.
Когда-то люди были легкими
и малыми святыми детками.
И кажутся совсем далекими
потомки за своими предками.
моей жене Кале
За белым всадником – между больших теней –
там – за монашеским постригом старца Судьбы –
жизнь начинается. Хочешь – ходи под ней,
хочешь – руби топором города и гробы.
Выбор всегда остается за тем, что здесь.
Ты – это ты, а не кто-то, как смерть, другой.
Мир совершенен и счастлив. Он будет весь
вечности напролет над Землей дугой
тихо дышать по округе. Ты будешь с ним,
как иностранка, как иностранец, как
то, что останется нам, только нам одним,
то, что достанется выжившим в эру драк.
Мир не рассыплется, если ты будешь – ты,
а не обрубок разума в дни сует
и растворенной, выжженной красоты,
и ничего иного в помине нет –
только одна эта музыка, до костей
режущая и рвущая, и мечты
к небу влекут вереницы живых людей,
между которыми встретились я и ты.
-
Материя – это миф
разбитого хрусталя.
Планета сатиров и нимф
глядит на меня в упор.
На свете нет ни рубля
и глупо вести разговор
о чем бы то ни было, о
любом на вид пустяке.
Отчизна лесов и болот
в каждом моем стихе.
Бескрайняя засуха трав
на месте колхозных полей,
и освободившийся раб,
как птица, порхает над ней,
как рыба, играет в ней.
-
Исторгаясь в округу, оракул, смотри не соври
и замри, хоть на долю секунды, мгновенья секунды замри,
и уйди, и с собой ничего не бери.
Все, что было когда-то – раздай, остальное – сожги.
Пусть легки и свободны станут твои шаги,
пусть вращаются солнца и звезды едят с руки,
и живут полюса, океаны и материки
нашей маленькой, нашей крохотной теплоты,
чтоб понять, наконец, что такое, когда не ты
на себя и на грешную Землю летишь с высоты.
-
Никогда не узнаешь – за что? Никогда не поймешь –
почему? Лишь потом – после первого дня тишины,
находясь в окружении дам и вельмож,
дни которых заведомо предрешены
и очерчены рамками, и обезглавлены тем,
что, боюсь, не удастся многим преодолеть.
Так рождается новая тема, но вместе с тем
начинаешь долго и тяжело стареть.
На изломах изломов может случиться запой.
Суицид против ангелов – неминучая смерть.
И уже на пороге последний священный бой.
И уже понимаешь, что не умрешь молодой,
и уже умираешь, но можешь не умереть.
---
Может быть даже то, чего нет
и не будет, и кажется мне –
на одной из оживших планет
всё в огне, всё, что есть – в огне.
Пепел кружится на ветру,
искры кружатся в четном дыму.
Этот мир догорит к утру –
этот мир, недоступный уму
и преступный в своём уме,
растерзавшем и выдох, и вдох.
Остаётся – тебе и мне,
и Тебе, мой воскресший Бог,
над планетой лететь в дыму
и не верить глазам, уму
и всему остальному – всему.
-
Мы одиноки в окружении мифов –
шеренги воинствующих Эдипов,
колонны стервозничающих Электр.
Земля, превращенная нами в клитор.
Заведомо тупиковый вектор –
даже если за нас Арбитр.
Как не крути, а выходит клин.
Перед лесом людских колонн –
окруженные миром былин –
отбиваем земной поклон
оживающей пустоте
глубины самоё себя.
Понимая, что ты везде –
в каждой искорке, в каждой звезде –
вспоминай, что во всем есть я.
---
Очищение через свинью
оставляет под сердцем груз.
Сам себя не всегда узнаю.
По утрам – навязчивый хруст.
Пенопласт, оргстекло, мука.
Все вокруг затевают ремонт.
Я мутирую в хомяка
и готов залезть под комод.
В тот мир, из которого я –
тот мир, из которого ты.
И погибает свинья,
и на могилке цветы.
-
У свинцового неба есть человеческий рост.
Через мост, после звезд, чахлых карликов и всевозможных корост –
будет воздух прозрачным и чистым, и столько вокруг
будет радости, что ощутишь себя вечным вдруг.
Не бессмертьем единым. Над полем зеленой травы,
рассекая небо, резвятся крылатые львы,
и не хочется больше уже ничего, ничего,
и не стоит думать, и поводов – ни одного.
Так проходят эпохи коротких и длинных ножей,
толстых книг в окруженье колючки, мин и ежей,
бескорыстных поп-звезд в политиков в длинных пальто,
и во всем этом – что-то не то, однозначно – не то.
---
Поиграем в величие, мальчик на полчаса?
На глазах пелена и боишься за небеса?
Ты возьми и раскрой наконец-то свои глаза,
и увидь то, что есть, а не то, что приснилось вчера.
Если б знали вы,
как мне дороги
подмосковные
вечера.
Лишь в бессмыслице каждодневного пустяка –
заплывая, как правило, издалека –
вдруг поймешь и почувствуешь вольницу-мать,
с матерком проверяя, в порядке ли автомат,
а вокруг жируют ооновцы и немчура.
Если б знали вы,
как мне дороги
подмосковные
вечера.
---
В сравнении с тем, что придумывают себе,
желая укрыться от пристальных взглядов извне –
любая попытка быть светом в своей судьбе
имеет шансы не скомкаться в кривизне
затравленных клеток материального дна.
Там, где нисходят в могилу слова и дела –
жизнь эфемерна и неслышна-невидна.
Не стоит, сливаясь, вселяться в антитела.
Надо укрыться, надо себя сберечь,
надо сберечь свой дом и свою семью,
и пару книжек, еду и родную речь,
и, быть может, что именно по сему
стоит любого – ВСЯКОГО!!! – предостеречь.
---
Переворачивало столько раз,
что даже превращало в унитаз,
и рушил Храм, и ссал в его углах,
и черти жарят бесов на углях,
и закипает с оловом котел,
и каждый получает, что хотел
и что просил – готов он, не готов –
среди полуистлевших полутел.
В таких мирах проходишь – проходи –
как можно дальше, но, взглянув на них,
не забывай о том, что крокодил
подстерегает, если ты один
из вас, из нас. Запомни этот миг,
в который всякий, спрятавшись за жизнь,
кроит мгновенья – малое из них
при соприкосновении с людьми
тебя попросит: милый, отрешись.
---
Пространство трогается – я за ним,
чуть спотыкаясь о края молекул,
лечу туда, где светом неземным
глядит Иное на меня-калеку,
изъеденного ржавчиной сует,
потрескавшегося от перепадов –
на каждый мой неизгладимый след
от снегопадов, листопадов.
И так нелепо, что скорей назад –
залатывать разорванные бреши.
И детский сад похож на зоосад,
и хочется всего всё реже, реже…
Мы удалилися туда,
откуда нет иным возврата –
невосполнимая утрата
в отчизне пота и труда.
Мне было бы все это жаль,
но бесполезно даже это.
Так обустроена планета.
Так разбивается скрижаль
любого, видимо, Завета.
---
Накурившись до ясности, как человек-кристалл,
я богаче не стал, но и беднее не стал –
как не было, так и не было ничего
на этом рынке денежно-вещевом,
на этом тракте кандальном и пищевом.
Иногда мне хочется не понимать совсем –
стать младенцем отроду лет не больше трех
и смеяться каждому или даже всем
на путях отмерянных мне дорог.
Милая, хорошая, у меня в груди
столько разной нечисти водится порой,
что не дай нам Господи, спаси и отведи.
---
Онемевшие части одной на всех пустоты
растворяются в полумраке небытия,
и во всём этом кружимся в танце и я, и ты,
и во всём это кружимся в танце и ты, и я –
потому что так надо, мы сами хотели так,
мы ведь сами ходили, спрашивали, ворожа,
а потом разлетелись, как листья – увы и ах,
и забыли нас нас охранявшие сторожа.
Мне бы только – по праву рождения – больше не быть
в измерении этих неумных и странных забав,
и не видеть, и даже не помнить. В силках мегабит
просыпается то, что воскресло, однажды упав.
Слава. Слава.
Москва
«До основанья, а затем…»
Интернационал
Проснуться бы однажды насовсем –
забыть себя и обернуться всуе
началом функции в цепном ряду систем –
как будто я все это нарисую,
а не сотру, и этот старый свет
не требует тотальных разрушений.
Как на воде – растаял легкий след
гримас восторга, масок раздраженья.
Бесчувствие наполнило сердца.
Приходит день, когда и слов не надо,
и капает с прозревшего лица –
за строчкой строчка – тушь на кромку ада,
застрявшего на кончике души.
Мне проще думать, что все это – снится –
дома, дороги, трубы, гаражи
и остальная влажная столица.
Не просыпайся! Не ходи за мной,
не доводи меня до помутненья
не требуй от меня судьбы иной,
не прячься за своей огромной тенью.
Гляди в упор, когда тебе велят,
раба порока, девочка на вечер,
сакральная, космическая блядь,
нарочно заголяющая плечи.
курочка Ряба
1.
Если однажды я стану одним из них,
и заведу семью, а потом дневник –
значит – пришел последний отрезок сна,
а впереди сияет моя весна.
2.
Вот и завел я семью, а потом дневник,
став однажды, как и любой из них,
курочкой Рябой собственной нищеты,
курочкой Рябой – такой же, как я и ты.
Кале
Не оборачивайся – за тобой беда.
Не надо ничего искать в потемках.
Земля рождается, и небо, как вода,
и нет еще проклятий на потомках.
Я царь пока – по праву, не взаймы,
и нам еще так далеко до жертвы –
до карбышевых ядерной зимы,
которых зацепили рикошеты
обрядов помутнения и лжи.
Однажды и навек приходит мука,
но ты дыши, моя любовь, дыши –
до правнуков. Хотя б – до внука.
Я заигрался, милая, в цари.
Меня тошнит от собственного тленья –
в лучах Его Божественной Зари,
спадающей на спящие растенья
и спальных буреломов корпуса.
Однажды и навек приходит мука,
но ты закрой свои красивые глаза –
до правнуков. Хотя б – до внука.
---
Спасибо, Бог, Тебе за это –
за каждый мимолетный жест
теней, отброшенных от света
на трупы не моих божеств,
предвосхитивших расставанье
людского с обручем судьбы.
Так появилось расстоянье.
Так появляются гробы.
Так воскресает из потемок
свобода, и однажды, вдруг –
из миллиардов заготовок –
всех наших туловищ и рук,
голов и ног, сердец и почек,
и прочих смыслов языка –
рождается единый росчерк,
и следом – первая строка
грядущего еще сюжета,
где заблудился древний лжец –
в тенях, отброшенных от света
на трупы не моих божеств.
Алине
«Я содома один, но убийственный самый из многих,
И немыслимый самый, и самый неистовый день.
И со мной ледяные, как морги, убийцы и боги,
Санитары Ничто, отрицатели яви людей…»
Алина Витухновская
Какая глупость… Господи, прости
Твою еще одну заблудшую овечку
и сбереги ее в Твоей горсти,
и переправь через земную речку
за земляным заснеженным холмом,
за умиранье превращенным в глину.
Спаси ее и помоги ей. Ом.
Я про Алину, Боже, про Алину.
Я про неё. Прости меня, прости
мою печаль, разлитую по небу.
Перекрести её, перекрести
и дай ей истину в придачу к хлебу
и жалких зрелищ чахлой череде.
Воспоминания съедают разум,
и вот уже – я на её черте,
и следом улетаю – раз за разом –
в её освенцимы пустых печей,
в которых даже смерть зацементела,
рожая лживый мир, и – как ничей –
блуждает дух, низринутый из тела,
и электричество от каждой ерунды
полуживой и самой-самой мертвой
вторгается и путает ряды,
и проливается на души рвотой
стандартный ад червивых, черных дней –
подобно голему, размазанному в глину.
Дай ей хотя бы шанс простить людей.
Я про Алину, Боже, про Алину.
---
Пролетая вихрями Жар-птицы,
постепенно подступает тень,
и копытце полное водицы
цокает вдоль неприступных стен.
У ворот оступится копытце,
встрепенется всадника рука,
вскрикнут растревоженные птицы
и покроет ночь – дома, века.
К Солнышку протягивая клешни,
отойдет костлявая с клюкой,
и подует снова ветер вешний,
и наступит день, и над рекой
проплывут кузнечиков качели.
Тихий лодочник издалека –
из какой-то первобытной щели,
где живут живые облака –
привезет попутчика с собакой,
и начнется заново маршрут
от пещер до мусорного бака,
на котором много срут и жрут.
---
Колотушкой стукнется пространство.
Бубенцом отдастся человек,
выходя из затяжного транса
кодами, в которых тонет век.
---
Лишние жесты, движения лишних слов
переиначили даже изнанку вранья
выхлопов искаженных первооснов,
жертвой которых стали и ты, и я.
Мы, как заложники, мечемся в клетках дней.
Каждый из нас похож на глухую ночь
и ничего не знает при этом о ней,
и не выходит поэтому превозмочь
собственную природу небытия –
загнанную, заморенную до того,
что ненормально-огромные ты и я
не замечаем шансов – ни одного.
Так и морочимся – обмороки судеб,
переполняемые бесовским нутром,
тело свое превращая в зловонный хлев –
между галактиками и Земным ядром.
---
Для того, чтоб осмыслить – достаточно лишь вдохнуть
эту жизнь, этот вечный и мой единственный путь,
этот свет, скользящий из пола, из потолка,
сквозь любое пространство, любые века, облака,
отголоски, осколки добра в океане сует –
даже там – в глубине исковерканных, скомканных лет
есть иное дыхание и иные миры,
о которых забыли предатели и воры,
но которые есть и которые будут всегда –
даже там, где как будто от них не осталось следа,
даже здесь – на краю не спеша оживающих слов,
изгоняющих из себя первородное зло.
25.01.2007 21:25:36
Комментарии : 7
- desertice | статус: автор
 Хоть я уже эти стихи и давно читал... но... Алексей, ты как всегда.... в поисках..... радует это твоё новое идеалистически-философское направление... пожизненных поисков.... 27.01.2007 02:03:22
|
|
пасиб 27.01.2007 17:39:11
|
|
Прочла всё. Интересно, поучительно, местами восхитительно. Но, когда много бисера сразу и без определенного узора, то рябит в глазах. 27.01.2007 23:36:11
|
приятно, но зачем вы все сразу-то????? имхо - вам видней......
(давненько такого не было - уже долго довольно (сутки точно с перерывами, конечно) мониторю Сеть сижу....... форумы какие-то просматриваю, отвечаю интерактивно, давно такого не было. настальгия прям какая-то даже.... забавно.....) 28.01.2007 02:53:54
|
Здравствуйте Алексей
Я дружил в школе с Д.Мирзоевым, потом
переехал и общатся с ним перестал,
пару слов о нем на мейл если не в тягость 31.01.2007 01:21:22
|
Дениса уже несколько лет, как с нами нет здесь......
напишу в ночь подробное письмо..... сейчас с сыном надо гулять идти..... сорри, что не сразу...... 31.01.2007 11:51:38
|
Спасибо,
буду ждать письма... 31.01.2007 23:15:30
|
|
|
| Смотреть также: |
| |
|
Алексей Рафиев
|
|
